– Руфа, скажи мне, сколько минут до линии фронта, – повторила Леля настойчиво.
– Десять.
Высота быстро падала. Было ясно: придется садиться на территории, занятой немцами. Обе девушки разглядывали землю: под ними проплывали черные массивы леса, неширокая бегущая змейкой река, в лесу – серые прогалины.
Леля предложила выбрать для посадки одну из таких прогалин и подвернула самолет так, чтобы лететь вдоль нее.
– Подсвети у самой земли ракетами, – попросила она.
– Зачем? Лучше в темноте... Чуть-чуть все-таки видно...
Леля не стала настаивать. Конечно, ракеты не помогут: все равно на второй круг не уйдешь. А немцы обратят внимание. Руфа права. Лучше в темноте...
Было так тихо, что Руфа слышала, как тикают часы на приборной доске. Тишина эта угнетала. Оторвав взгляд от земли, Руфа посмотрела вверх, на звезды, мерцающие в небе, на светлую полоску Млечного Пути над головой. Кто знает, может быть, она никогда больше не увидит ни этих звезд, ничего...
– Леля, – позвала она, – я хочу... давай с тобой простимся... На всякий случай...
– Глупости! Приготовься к посадке!
Земля приближалась. Самолет летел по центру прогалины, с обеих сторон под крыльями тянулась граница леса. Ухватившись за борта кабины, Руфа следила за тем, как вырастают по бокам темные стены.
Ракетницу она все-таки держала наготове.
Слева совсем близко мелькнули деревья... Справа...
Сейчас – земля... Толчок! Машина, резко, с треском развернувшись, остановилась, накренившись набок.
Руфа больно стукнулась лбом обо что-то, и тут же ее прижало к борту кабины. Она пошевелилась, села. Потерла ушибленное место и позвала сначала тихо, прислушиваясь к собственному голосу, потом громче:
– Леля! Леля!
Молчание. Тогда, поднявшись во весь рост, она увидела, что Леля сидит неподвижно, уткнувшись головой в приборную доску. Нужно было спешить, и Руфа, выбравшись из кабины, стала тормошить подругу.
– Леля, Лелечка! Что с тобой? Очнись, Леля! Очнись...
Та медленно подняла голову, потрогала рукой.
– Ты сильно ушиблась, да? Ну, ответь!
– Дерево... зацепили...
Самолет лежал, накренившись, в каком-то странном положении. Вся левая плоскость была исковеркана. Шасси подкосилось.
Недалеко в лесу стреляли ракеты. Не их ли это ищут? Возможно, заметили, как садился самолет.
– Ты можешь идти, Леля?
– Пойдем, – коротко ответила она, снова превращаясь в прежнюю Лелю, которая все может.
Они покинули разбитый самолет и поспешили к реке. Эту речку Руфа отметила еще в воздухе, когда они садились. Некоторое время шли по берегу.
Пистолет был один, у Руфы. Она отдала его Леле. – Возьми, ты командир.
Ориентируясь по звездам, двигались на восток.
В темноте по толстому бревну перебрались через овраг и снова долго шли по лесу. Начало светать. Лес кончился. Они двигались вдоль дороги по открытому месту. Днем идти здесь было опасно, и, выбрав в стороне от дороги глубокую воронку, они просидели в ней до вечера. Слышали, как мимо прошла группа солдат. Потом два телефониста, переругиваясь, тянули провода связи. По дороге часто проезжали машины, мотоциклы.
С наступлением темноты сверху донесся знакомый звук: это летели на боевое задание ПО-2.
– Слышишь?
Они долго глядели в вечернее небо, где, постепенно удаляясь, рокотал ПО-2, ночной бомбардировщик, такой родной маленький самолетик...
Ночью опять шли, а потом ползли. Впереди то и дело взвивались вверх ракеты. Там была линия фронта, проходившая вдоль железной дороги.
Вперед продвигались все медленнее, переползая от кустика к кустику, от воронки к воронке. Иногда перебегали, низко пригибаясь к земле. Все время они старались держаться вместе. Но однажды где-то рядом застрочил пулемет. Это было уже близко от железной дороги. Девушки бросились в разные стороны и в темноте потеряли друг друга. Долго они звали шепотом и искали одна другую, пока, наконец, не нашли. Обрадовавшись, крепко обнялись, как после продолжительной разлуки. Когда железная дорога была уже рядом, они притаились в кустах, выжидая удобный момент. Ракеты взлетали вверх методически, через определенные промежутки времени. Выбрав перерыв между вспышками, Руфа и Леля перебежали железнодорожное полотно.
Раздалась пулеметная очередь. Испугавшись, что их заметили, девушки залегли в низком кустарнике.
Началась перестрелка. Трудно было определить, кто и откуда стреляет. Переждав немного, девушки поползли дальше. Вскоре наткнулись на воду. Начинались кубанские плавни, те самые, что так хорошо всегда видны сверху, с самолета. Небо постепенно бледнело. Наступал рассвет. Надо было снова затаиться до ночи. Они выбрали в плавнях глухое место, заросшее высоким камышом, и уселись на большой коряге, выступающей из воды.
Обе ничего не брали в рот уже вторые сутки.
– Страшно хочется есть...
Руфа вспомнила, что где-то читала, как Бауман тюрьме потуже затягивал ремень, когда чувствовал сильный голод.
– Леля, затяни ремень потуже, – сказала она.
– Зачем?
– Не так будет хотеться есть.
Леля улыбнулась и ничего не ответила. Потом погрустнела и, глядя куда-то в сторону, негромко произнесла:
– Сегодня второе мая. День моего рождения.
– Правда, Леля? Поздравляю... Ну что же тебе подарить?
Машинально Руфа сунула руку в карман брюк и вдруг обрадовано воскликнула:
– Есть! Есть подарок! Вот...
Она достала два семечка. Два. Больше не было, сколько ни шарила Руфа в карманах.